Откровение. «Не судите, да не судимы будете…» - Елена Бурунова

Аня крошила капусту. Гришки не было дома и, похоже, с самого утра.

– Привет, сестрица! – обняла я её.

– Привет. Что такая довольная? – спросила Аня, виртуозно шинкуя ножом.

– И ты сейчас будешь довольна, – сказал я, отправляя в рот сочную полоску капусты.

– Гришку, что ли застрелили? – неожиданно без единой эмоции на лице спросила сестра.

– Нет. Жив Коршунов. В Витебске до поздней ночи будет.

– Так радоваться чему? – вздохнула Аня.

– Есть чему. Федька ко мне заходил. Тебя как стемнеет, ждать будет на вашем тайном месте.

Нож выпал с руки сестры. Она быстро обернулась и впервые за несколько месяцев на её лице была улыбка. Не натянутая, не наигранная улыбка. Настоящая улыбка, когда и глаза светятся и румянец горит на щеках. Даже серость слетела с лица, стоило только ей улыбнуться. Она, словно, засветилась изнутри счастьем. Вот так одна лишь надежда на скорую встречу с любимым изменили сестру за мгновение.

– Одеть нечего! – спохватилась Аня и бросилась к шкафу.

– Ничего себе нечего! – подтрунивала я. – Сколько платьев!

– Они же все пёстрые! Их за версту увидишь.

– Одень старое, – предложила, жуя капусту.

Есть очень хотелось. С самого утра ничего не успела перекусить. Работы много было.

– Гришка всё выбросил, – разочарованно сказала Аня, смотря вглубь шкафа, – и вот даже платок в цвет нашего флага.

В руках сестра держала ярко-красный платок. Такой уж точно заметишь даже в безлунную ночь. Он, как огонь маяка, привлечёт к себе сотни любопытствующих глаз.

– Платок красивый. Как наш советский флаг, – полюбовалась вслух я красивой вещью.

– А мне то, что? Красивый и красивый! Лучше бы чёрный, – и раздражёно бросила его в шкаф.

Именно в это мгновение мне пришла коварная мысль. Что если Анькины яркие тряпки сыграют на нашей стороне. Этот не достаток, мы используем во благо нам.

– Аня, я надену твой платок, а ты мой. В темноте нас никто не различит. Мы дойдём до нашего дома. Я в твоем платке пойду домой, а ты в моём огородами к Федьке. Если нас кто и увидит, то подумает, что ты к родителям пришла. А я – это я. Я не замужем. Мало с кем любуюсь, да на свидания бегаю.

Я думала, что сестра меня задушит, обнимая. Настолько сильно она обрадовалась. Мы дождались, когда стемнело и вышли переодетые из дома. Нас забавляла игра в шпионов. В Сенно есть одна особенность. В вечерние будни улицы города пустеют. Большая редкость, если хоть кто-нибудь встретится вам на пути. Оживлённо в базарные дни и то только до девяти вечера максимум. В это время чуть протрезвевшие горожане плетутся домой с гостей. Нам повезло вдвойне. В городе даже собака не пробежала. Мы быстро прошмыгнули по площади. Потом пробежали по Советской улице и вышли на Красную Слободу.

Зайдя во двор, Аня сказала:

– Если что, я на сеновале бабы Клавы.

Я даже не успела подшутить над их тайным местом встречи, как Аня уже бежала по огороду в сторону дома глухой старушки. У Клавдии Никифоровны был большой сеновал. Ещё до революции её муж торговал сеном. В тридцатых муж умер. Вдова отдала постройку в общее пользование. Находясь на самом краю города, этот сеновал идеальное место для встреч. Была, правда, одна помеха – собаки. Старушка глухая, а пёсики нет. Но сестра с Федькой их подкармливали. Поэтому два больших кобеля виляли хвостиком, а не лаяли, на непрошеных гостей.

Походы Ани на ночёвки к семье никого не настораживали. Подумаешь, молодая жена бегает в отчий дом во время отлучек мужа. Страшно одной в пустом доме. Бывало Аня приходила к нам на часок другой. Потом брала незаметно мой серый платок и бежала к Федьке. А я в это время прятала Анькин красный. Сестра пропадала на сеновале несколько часов, заранее договариваясь со мною, когда мне ждать её возвращения. Я выходила с её платком, встречала сестру в огороде. Она накидывала атрибут нашего обмана на свою голову и довольная со спокойной душой возвращалась к мужу. Для Коршунова она была у родителей. Спроси он у матери и отца: «А была ли Аня у вас вчера?» и что бы они ответили? Правильно! «Была Анечка. Конечно!» – в один голос уверено заявили бы они. И эта была бы правда. Та, правда, которую мы им показывали. И соседи видели нашу «Красную Шапочку», идущую по Красной Слободе.

Вот так легко мы обманывали сотрудника НКВД.

– С нас вышли бы отличные шпионки. – Шутила Аня, меняясь в очередной раз платками.

За месяцы тайных встреч с Федькой моя сестра, снова стала смеяться. Её шутки грели мне душу. Ради одной её счастливой улыбки, я готова была покрывать обман вечно. Гришке было невдомёк, что это не от чувств к нему она так повеселела. Не от подарочков, Анюта улыбается. Молодая жена бегала на сторону. С любимым на залежалом сене, Аня забывала о проклятом муже. Моя сестра черпала удовлетворение ещё и от того, что вот так просто обманывает Гришку. Он из кожи вон лезет ради неё, а она любится с другим.

Как – то сестра сказала, вернувшись со свидания:

– Это он украл у меня счастье, а я всего лишь беру своё. И мне не стыдно!

И ей действительно было не стыдно. Мы забываем о чести, о долге, о близких людях! Да обо всём мы забываем, когда в нашу жизнь врывается любовь. Наверно, это единственное оправдание нашим необдуманным поступкам. И мы не вправе судить тех, кто любит. Мы не вправе стоять у них на пути. Насильно мил не будешь. Моя сестра в полной мере доказала эту истину. Как бы не пытался Гришка добиться её любви, все напрасно. Ни уговоры, ни ласка, ни подарки не смогли заставить сердце Ани полюбить его. Каждый подарок и каждый поступок только отвращал жену от него. А Федьке ничего не надо было делать. Аня любила его. Любила за нерешительность. Любила за простоту. Любила за искренность. Он даже не подарил ей и паршивого цветка с клумбы своей тётки! Анька всё ровно его любила.

Думаю, вы отчётливо понимаете, что всё тайное всегда становится явным. В моём случае, тайна Ани сыграла со мною злую шутку. Нет, Коршунов не узнал об измене жены так скоро. Узнает, но чуть позже. Что бы продлить счастье сестры на несколько месяцев, мне пришлось дорого заплатить. Дорого? Это с какой стороны посмотреть. Если бы у меня спросили, заплатила ли я ещё такую цену, что бы оттянуть разоблачение сестры? Я решительно ответила бы: «Да, хоть тысячу раз!». Не поймите меня неправильно. Моя жизнь не кончилась на этом. А вот сестре после пришлось не сладко. Для Ани чувства имели огромное значение. Она не могла быть с не любимым. Не могла претворяться и играть в любовь. Мне было проще. Я, наверное, родилась уже такой. Такой – это не ставящей чувства к мужчине на первый план. И если очень надо, я могла и подыграть. До Рихарда, мужчины не занимали в моём сердце особого места. Может, это заслуга Коршунова. Даже не может быть, а скорее всего. И мужчины после него только усугубили моё не доверие к сильному полу.

В феврале 38 – го я не дождалась сестру во дворе. Пошла к сеновалу. Ночь была морозная. Небо чистое чёрное с яркими звёздами и огромной луной. Снег задорно хрустел под ногами. Поёжившись от холода, я потихоньку шла поторопить Аню. Не уж-то совсем заигралась и о последствиях не думает. К сеновалу по сугробам на чужих огородах, я пришла за полчаса. Долго. Когда нет снега эта дорога занимает не больше десяти – пятнадцати минут. Подойти ближе к большим дверям, я не сразу решилась. Побоялась, что собаки услышат меня и подадут голос. Выдавать сестру с любовником мне очень не хотелось. Но было уже почти десять. И Гришка мог приехать в любую минуту или уже сидит дома. А жены-то нету! Не дай Бог, придёт к нам, а там ему скажут: «Аня ушла ещё в шесть». Вот проблем потом не оберешься. Как не странно, собаки не услышали. А может, на мороз не захотели из тёплых будок выскакивать. Лапы-то на снегу мёрзнут.

С сеновала доносился смех Ани.

Я тихонько её позвала.

– Аня?

Тишина. Потом суета. Сестра вышла укутанная в тулуп Федьки и вся растрёпанная.

– Ты что кричишь?

– Поздно уже. Домой пора. Я замёрзла жутко. Жду, жду, а ты не идёшь.

Анька скривилась и выдохнула. Пар из её рта осел инеем на воротнике тулупа и её ресницах.

– Холодно. Гришка в Витебске останется. Точно на ночь не поедет, – рассудила она.

– Сума сошла? – перебила я сестру. – А если приедет. Тебя не найдёт! К нам прибежит!

Анька сильнее укуталась в тулуп.

– Лиза, надень платок, сходи ко мне. Если Гришка там, за мной прибежишь. Ну, будто я у вас задержалась. Или лучше с тобой заговорилась на улице. А? – уговаривала меня сестра.

– А если со мной пойдёт? – настороженно спросила я.

– А ты в дом не заходи. Свет увидишь – за мной беги. Ясно.

Возразить сестре я не успела. Анька скрылась за дверью. Видно, от любви у неё напрочь чувства самосохранения и осторожности отказали. Я огородами вышла на Красную Слободу. Надела сестрин платок. Уши сразу зажгли. По огородам я пробежалась голой головой, неся яркий платок под шубой. Мало ли кто в окно посмотрит. У нас только у Аньки такой приметный головной убор. Не дай Бог, потом сплетни пойдут, что мужняя жена по ночам по огородам бегает, а не чинно по улице домой идёт. Хотя, от части они будут правы.